Nothing Left To Lose.
Автор: Нанатян.
Фэндом: Infinite
Пэйринг: DongGyu
Рейтинг: G
Жанры: Слэш, Романтика, Ангст, Психология, Повседневность, POV, AU, Songfic
Предупреждения: OOC
Размер: мини
Статус: в процессе написания
Саммари: Когда человеку нечего терять, он ни на что особо уже не надеется.
Посвящение: Нашим.
Комментарии: Периодически меня тянет писать по ним что-то такое. Я редко поддаюсь. Ну, а из названия ясно, что частично меня вдохновила TPR - Nothing left to lose. Всего парой строк и настроением, созданным музыкой.
Сонгю.Сонгю.
Люди приходят обычно в жизнь, чтобы что-то дать или что-то забрать. Посмотрим… Хах, как забавно, в моём случае они скорее сначала давали, а потом забирали непомерно много, так что, казалось временами, что меня они тоже забрали с собой. Куда-то далеко, где другое небо, другие дороги, другой воздух. Думалось, что сейчас они со мной, возможно, встречают рассвет, сидя на крыше какого-нибудь небоскрёба. А оболочка почему-то осталась в этом гнетущем, удушающем городе, который я ненавидел каждой частичкой оставшегося себя. Какие-то крохи, которые всё же оставались от меня мне самому, противились и одновременно стремились за каждым уходящим. Я ненавидел и тосковал по ним. Как же это глупо.
Кажется, в этот раз произошло так же. Только вот капля была последней. После очередного ухода очередного родного мне человека я вдруг понял, что это точка кипения. Мне нечего терять.
Он закрыл за собой дверь без слов. И я мог бы посмеяться над этим, если бы не было так паршиво. В самом деле, мне ли привыкать?
Эй, мироздание, мать твою, ты совсем забыло о том, что я тоже могу быть немного счастлив? – это единственное, что я хотел заорать в тот момент. Но даже голос отказал мне, неблагодарная сволочь. Зря я, что ли ставил его столько лет?
Не зря, конечно. Вот он, пожалуй, мой спасательный круг – музыка. Конечно, не Бог весть что – несколько дней в неделю в маленьком обшарпанном баре петь отдыхающим после дневного праведного труда гражданам. Не так уж это плохо. Совсем не плохо, на самом деле. Это похоже на тот самый избитый свет в конце тоннеля. И когда мне кажется, что вокруг мир сошёл с ума и превратился в нечто уродливое, что хочет меня раздавить, я просто сбегаю в музыку, напяливая наушники и делая громкость на всю мощь. Так вот, петь в том баре неплохо. На жизнь зарабатываю, ни в чём не нуждаюсь, даже публика своя появилась. Некоторые специально ходят меня послушать и знакомым потом рассказывают, мол, есть такое юное дарование – Ким Сонгю. Поёт, как дышит. Не мои слова, нет – мне рассказывали. Льстит, скрывать не стану. Приятно знать, что не зря там околачиваюсь уже какой год.
Да только вот, видимо, пение – всё, что я умею.
Нет, я где-то слышал, что на деле никто толком не умеет жить, что это всё утопическое. А мне почему-то явственно кажется, что я в этом неумении стопроцентный лидер. И если бы вдруг кто-то ненормальный решил провести конкурс среди не умеющих нормально жить – я бы взял гранпри. Дурость какая-то.
Ухён вот тоже мне сказал перед уходом: «Попробуй научится нормально сосуществовать с другими». Я не совсем понял, что он имел в виду, если честно и как именно это «нормально». Я бы спросил, но он сменил номер и переехал со старой квартиры. Видимо, совсем я его достал.
Чёрт бы побрал этих людей! Почему им вечно всё не так? Почему они считают, что другие должны плясать под их дудку и ублажать всячески – в голову не возьму. Да будет вам, уважаемые! Вы вовсе не являетесь центром всего сущего.
Как же хочется открыть им глаза.
Этот вечер совсем не задался. С самого утра. Ухён ушёл, сломалась стиральная машинка, соседка за стенкой начала делать ремонт, судя по звукам, взявшись ломать абсолютно все стены в квартире. Настроение медленно, но верно ползло вниз, приближаясь к отметке «ноль».
Мне нечего больше терять – снова думается невесело. Всех, кого мог – потерял. Как странно, осознавать свою абсолютную непричастность к людям. Наверное, так чувствует себя Австралия, находясь далеко-далеко от других материков. Отлично! Я как Австралия. Ничего более оригинального мне в голову прийти просто не могло.
Свет в гримёрной приглушённый. До моего выхода на маленькую сцену уже родного бара осталось каких-то пятнадцать минут. А мне вдруг кажется, что к музыке я тоже больше не имею отношения. В самом деле, как я могу петь о любви, когда сам этого не умею? Совсем. Что это за чувство вообще такое, мне кто-нибудь расскажет?
Ладно. Будь, что будет. В конце концов, это не столько хобби уже, сколько работа. А я не такой уж профан в своём деле. Так что мне просто нужно сделать его на отлично.
Поднимаюсь, смотрю на себя в зеркале. Ощущение, что с утра я похудел на добрых десять кило. Да и очень внешним видом напоминаю панду. Немного костлявую, правда.
Хмыкаю и иду на сцену. Сегодня надо выложиться на все сто процентов.
Дону.Дону.
Я помню, что сестра мне однажды сказала – те, кому нечего терять, перестают чего-то ждать. От жизни, от окружающих. Порой даже от себя самих. Мне тогда подумалось – жуть-то какая. Это же верное консервирование себя получается. Наверное, я бы так никогда и не понял, что это за зверь такой – человек, которому нечего терять. Пока не встретил его.
В это лето мне нужна была работа. Так, не особо замороченная, просто чтобы не торчать в городе без дела три душных месяца.
Пробежался по округе, узнал, где требуются официанты, но в итоге свой выбор остановил на этом баре.
Народу в будние дни тут было мало, только вечерами набегала небольшая толпа. И то лишь ради того, чтобы послушать голос местной звезды.
По чести сказать, именно из-за него я и решил тут работать.
Тем вечером, когда я вошёл в двери «Тосканы», меня на пороге встретил вовсе не секьюрити с обычно цепким взглядом приручённого цербера. А голос. Голос лился потоком теплой речной речки, вызывая мурашки по коже ещё даже до того, как я смог вникнуть в песню.
И обладатель его, голоса этого, сидел на высоком стуле, пальцами сжимая микрофон так, словно тот был пресловутой соломинкой, призванной удержать певца в буре жизненных невзгод. Я замер, как громом поражённый. Просто никогда не думал, что поющий человек может быть до такой абсурдности красив. Он пел, а во мне поднималось нечеловеческое по своей силе желание подойти и спрятать его собой ото всего и всех, чтобы он перестал это. Выворачивать наизнанку душу перед людьми, которые сидели, шептались, обсуждая его вокальные данные, его внешность, но не тот поток неудержимой тоски, которую он тоннами выплёскивал в небольшой зал старого бара. В самом деле, люди слепы…
Он допел. Музыка стихла. А потом этот, уже ставший особенным для меня, незнакомец открыл глаза. И я увидел.
Я помню, вечером того дня позвонил сестре и добрых минут сорок изливал душу, поражаясь тому, что такие люди существуют. И не знал, куда себя деть. Не знал, что делать с этим знанием. Только явственно чувствовал – хочу, чтобы он снова начал жить ожиданием. Плохого ли хорошего. Важного или не очень. Просто несправедливо, думал я, что человек, умеющий так петь, может быть лишён этого. Ужасно, что такому, как Ким Сонгю – нечего терять. Только как это исправить – я не знал.
Всё, что я мог – наблюдать за ним. Несколько вечеров в неделю слушать песни, иногда знакомые, иногда совсем новые для меня. Смотреть на него, угловатого и потерянного какого-то и думать – как же спасти тебя, парень? Наверное, за всем этим я и не заметил, как совершенно бессовестно и безнадёжно влюбился.
А он всё пел.
А мне всё больше хотелось свернуть шею тому, кто вызывает в этом хрупком человеке такой колоссальный всплеск эмоций.
Я лавировал между столиками, разнося коктейли и закуски. Нас разделял всего десяток шагов, но на деле мы были настолько далеко друг от друга, что становилось тоскливо уже мне.
- Эй, сигарета не найдётся?
Я вздрагиваю всем телом, чувствуя, как разрядами сладкого тока отдаёт между лопаток. Этот голос не в песне слышу чуть ли не первый раз.
- А тебе можно, птичка певчая? – улыбаюсь уголками губ, оборачиваясь к прислонившемуся к косяку Сонгю.
Рабочий день окончен. И мы потихонечку разбредаемся по домам, наслаждаясь неожиданно прохладным летним вечером. В воздухе витает обещание скоро дождя, запахом острым, как перед грозой, наполняя лёгкие.
Я задержался у входа в «Тоскану», давая сойти лёгком головокружению на «нет» - народу сегодня было больше чем обычно.
- А я не курю. Это просто, для успокоения, - объясняет он, вытягивая тонкими пальцами из пачки синий Данхилл.
Зажимает фильтр тонкими губами, и я понимаю, что пялюсь на это совсем уж бесстыдно. Поспешно отвожу взгляд.
Он тихо смеётся.
- Как тебя зовут, м? – спрашивает спустя пару минут смущённой тишины.
Смущённая она лишь с моей стороны, я почему-то не догадывался, что влюблён настолько, что это стало очевидно.
- Дону. Чжан Дону.
- Ким…
- Да без тебя знаю, знаменитость местного разлива, - фыркаю, обрывая его приветствие.
Сонгю удивлённо выгибает бровь и перекатывает сигарету из одного уголка губ в другой.
Ему не идёт. Не сигарета сама, а курить бы совершенно не подошло. Какое счастье, что он не страдает этой дурной привычкой. Что меня касается, это скорее баловство. Мне пачки обычно на месяц хватает.
- Ладно, мне пора, - поспешно бросаю взгляд на часы, вспоминая, что Хоя, мой лучший и верный друг по жизни, намылит мне шею за опоздание. – До скорого, Сонгю-хён.
Взгляд становится ещё более удивлённым. Он не ожидал, что я окажусь младше, ещё бы. А между нами, тем временем, целый год разницы.
Улыбаюсь и быстрым шагом иду прочь.
- Дону!
Оборачиваюсь на ходу.
- Что?
- Выбрось пачку. Тебе совершенно не идёт курить.
Я чуть не спотыкаюсь и потерянно киваю в знак согласия.
И почему-то выкидываю сигареты в первую попавшуюся урну.
Сонгю.Сонгю.
Чудны дела твои, Господи! Я же ведь ни к кому отношения теперь не имею, тогда почему этот растрёпа смешливый смотрит на меня так, словно мы связаны чем-то?
Он изо всех сил хочет казаться серьёзным, но искорки и смешинки проскальзывают в глазах, словах и даже жестах. Словно слетают с длинных сильных пальцев.
Он смотрит на меня, словно бы желая донести что-то своим этим взглядом, а я не знаю, что с этим делать. И за всеми этими улыбками взгляд его такой глубокий и всё понимающий, что мне хочется немедленно уйти и больше никогда не возвращать на эту сцену, по крайней мере, пока Дону скользит лучом летнего солнца меж столов.
С его появлением у нас стало больше посетительниц от пятнадцати и до тридцати. И каждая норовила стрельнуть в Чжана взглядом, как заправский Амур стрелой. Только до сердца нового официанта эти выстрелы не долетали, потому что он даже не смотрел в сторону этих девочек/девушек/женщин. Зато на меня – исправно.
Сегодня я пою самую светлую песню о любви, которая есть в моём репертуаре. Знаете, смесь надежды на то, что всё будет хорошо, только никто не знает – когда, да тоски по этому нескорому счастью. И когда я ненароком открываю глаза, то вижу его, Дону. Замершего изваянием и слушающего. Никогда до этого не видел, как он слушает моё пение, но сейчас…
Может быть такое, что в человека, который не связан ни с кем, влюбляются? Я не хочу себе льстить, но иначе, как влюблённым, его взгляд назвать было сложно. Или, вернее, любящим. Что ещё хуже.
Мне кажется, что это всё чудовищно неправильно. Но мысль о возможности быть любимым Чжаном почему-то вызывает волнение, и голос срывается в самом конце, не давая дотянуть последнюю ноту. Неловко посмеиваюсь и прошу прощения у аудитории. Мол, простуда, все дела. Они готовы мне простить что угодно, и потому лишь одобрительно гудят, как рой потревоженных пчёл. А кто-то особо сердобольный желает скорее выздороветь.
Дону не видно в зале, наверное, удрал на кухню. Не мешало бы с ним поговорить, только я совершенно не знаю, с чего начать. Мог бы, конечно, начать учить его уму разуму. Да только у нас лишь год разницы. И очень сомневаюсь, что этот год действительно добавляет какой-то житейской мудрости. Не мне точно.
- Хён.
Я резко оборачиваюсь на знакомый голос, и смотрю во все свои уставшие и воспалённые глаза на Дону, который в одной руке держит какой-то напиток настораживающе-розового цвета, а во второй тарелочку с сэндвичами.
- Напугал, - ворчу, чувствуя, как сердце бьётся у самого горла.
- Прости. Я просто думал, что ты не откажешься подкрепиться перед уходом, - улыбается и чуть склоняет голову в бок.
Губастое чудо, честное слово. Где делают парней с такой странной и притягивающей внешностью? Надо запретить туда доступ. И оттуда в наш мир тоже.
- Спасибо. Заходи, не тут же стоять будем, - приглашающе распахиваю дверь в гримёрную.
Мне кажется очень приятной его забота. По мелочам, но именно из них складывается общая картина.
Мы молчим, я жую сэндвич, запивая прохладной сладостью. Сейчас, конечно, лучше бы чай, но и так сойдёт.
Тишина уютная. Настолько, насколько она может быть таковой между почти незнакомыми людьми. И при осознании, что один из нас…
- Знаешь, я ведь не имею отношения к миру, - брякаю зачем-то.
Дону изумлённо распахивает свои глазищи и хлопает пару раз ресницами.
- Ну, понимаешь. Я из тех людей…
- Которым нечего терять, так? – заканчивает он вдруг.
С него моментально слетает удивление.
- Да, - растерянно соглашаюсь, переставая жевать, и отодвигаю в сторону тарелку. – Послушай, это плохая идея. Честно. Не в том дело, что мы оба парни, нет.
- Дело в том, что тебе никто не нужен?
У меня создаёт я ощущение, что мы понимаем друг друга слишком хорошо. И это пугает. И от этого так хорошо, что мне хочется сейчас почему-то завопить радостно.
И всё же я задумываюсь над его вопросом. И понимаю, что не так оно.
- Эй, я знаю тебя без пяти минут неделю, - смеётся он. – Не напрягайся так. Просто скажи, чтобы отвалил, если тебе не по вкусу.
- Тебе не идёт, - ворчу в сторону.
- Не идёт?
- Строить из себя не пойми кого. Ты чёртово Солнце, так что давай, будь самим собой! И не смотри на меня так, словно я кого-то убил.
- Сонгю, ты странный.
О, сколько раз я слышал эти слова.
- Но именно это мне в тебе нравится, - он улыбается снова.
Нравится. Нравится. Ему нравится.
Я чувствую, как всё во мне сдаётся под натиском его искренности. В самом деле, кто он такой?!
- Мне не нужны отношения, Дону.
- Но тебе не нужно и одиночество. Правда, Гю-хён?
У меня поперёк горла застревает комок. Если он не перестанет всё это, то я просто банально разревусь, что в мои планы, признаюсь, совсем не входило.
- Не знаю. Я привык.
- Ты врёшь. У тебя на лице каждый раз написано: «Спасите меня кто-нибудь!». Только, знаешь, люди всегда смотрят мимо. Им проще обратить внимание на обложку, чем на внутреннее содержание.
Мне кажется, что всё пошло совсем не так, как я думал сначала. Возможно, вся сцена должна была напоминать какой-то дешёвый дамский роман, где я – подлец и негодяй – отвергаю прекрасную леди, которая по мне вся убивается и никак не убьётся. Но вышло наперекосяк. У меня даже отшить нормально не получается, вот тебе и приехали.
- Ты хочешь сказать, что готов быть спасителем? – криво усмехаюсь, не желая верить в то, что у него действительно выходит переубедить меня.
- Почему нет? Если ты сам того хочешь.
Хочу ли я, чтобы меня спасли? В самом деле, до сего момента я даже не подозревал, что мне оно нужно. Я настолько смирился с положением вещей, что для меня это стало нормой. Именно это я честно говорю Дону. А тот лишь легко пожимает плечами, поднимается, поправляя форменный фартук, и замечает невозмутимо:
- Тогда я буду рядом, пока ты не поймёшь, что тебе нужно.
Дверь за ним закрывается, а я вдруг понимаю, что щёки и шея горят нестерпимо.
Утыкаюсь носом в ладони и тихо смеюсь, смаргивая совсем некстати навернувшиеся слёзы. И всё задаюсь вопросом, правда ли я такой неправильный и жить не умею, или же это мне по жизни просто не те люди попадались, постоянно загоняя меня в какие-то непонятные рамки, удобные им? Действительно ли не умею сосуществовать с другими, или меня заставили так думать?
Почему же Дону ведёт себя иначе, не навязывая никаких правил и условностей?
Мне кажется, я знаю, почему. Но только всё равно до жути страшно, что ещё раз будет вот так – хлопок двери и пустота. Не только дома, но внутри, что страшнее в разы.
Я доедаю сэндвич, обещая самому себе разобраться в ближайшем будущем с этой ситуацией. В конце концов, мы с Дону, действительно, знакомы всего неделю. Да и знакомством это назвать можно с натяжкой.
Мне терять нечего по-прежнему.
Но где-то глубоко внутри, в самом солнечном сплетении появилось томительное и чуть подрагивающее теплым комочком ожидание.